Ужин в Эммаусе: закодированный символ, скрытый в шедевре

Иногда изъян – это вовсе не изъян, а расцвет-гениальный ход. Возьмем, к примеру, крошечную ссору в плетении корзины, которая балансирует на краю стола в центре шедевра Микеланджело Меризи да Караваджо начала 17 века "Ужин в Эммаусе", одного из величайших сокровищ в богатой коллекции Национальной галереи Великобритании. 

Хотя бесчисленное множество глаз восхищались таинственной драмой, разворачивающейся в темном интерьере гостиницы, в которой недавно воскресший Христос только что открыл свою истинную личность паре ошеломленных учеников, значение почти незаметного несовершенства осталось незамеченным в течение четырех столетий с тех пор, как картина была заказана итальянским дворянином Кириако Маттеи в 1601 году. Свободная веточка, торчащая из косы плетеной вазы с фруктами, - это изящный дефект, из которого можно разгадать истинный смысл произведения. Единственная среди бесчисленных символов, украшающих религиозную живопись, эта тонко описанная деталь – наполовину в тени, наполовину на свету – превращает знаменитое полотно Караваджо из простой иллюстрации сцены из Священного Писания в нечто активное и смелое – духовный вызов, ставки на который не могли быть выше. Чтобы оценить все значение этой легко упускаемой детали, стоит напомнить себе о контурах более широкой картины, которую рисует Караваджо. Источником для Ужина в Эммаусе – темы, которая вдохновила всех, от Рембрандта до Веласкеса, от Понтормо до Кавароцци, – является Евангелие от Луки из Нового Завета, в котором рассказывается история интимной трапезы Христа с двумя его учениками, Лукой и Клеопой, которые не смогли узнать его после его возвращения из мертвых. Поскольку хлеб уже преломлен и благословлен, согласно евангельскому повествованию, пришло время Христу "открыть" глаза своим последователям и исчезнуть "с их глаз". Чтобы оценить все значение этой легко упускаемой детали, стоит напомнить себе о контурах более широкой картины, которую рисует Караваджо. Источником для Ужина в Эммаусе – темы, которая вдохновила всех, от Рембрандта до Веласкеса, от Понтормо до Кавароцци, – является Евангелие от Луки из Нового Завета, в котором рассказывается история интимной трапезы Христа с двумя его учениками, Лукой и Клеопой, которые не смогли узнать его после его возвращения из мертвых. Поскольку хлеб уже преломлен и благословлен, согласно евангельскому повествованию, пришло время Христу "открыть" глаза своим последователям и исчезнуть "с их глаз". Караваджо, должно быть, остро осознавал при постановке этой необычной сцены, балансирующей между нашим бренным царством и вечным, лежащим за его пределами, что противоположные реакции присутствующих на большое открытие – ошеломленного трактирщика, с одной стороны, и ошеломленных и безмолвных последователей Христа, с другой, – были также теми, которые его собственная картина могла вызвать. Одно дело-проиллюстрировать момент откровения, который испытали другие. Совсем другое – заставить наблюдателей за его работой действительно участвовать в благоговении перед этим прозрением-превратить полотно в ту самую сцену, на которой потенциально и навсегда возможно духовное пробуждение.

Перевод: Абдирахманов Рахматтулла - ПД-214